[Norda L]

20.09.2012 в 14:25

Пишет  dire:

Дорогие сообщники!
Читаем и не забываем голосовать!

18.09.2012 в 23:40

Пишет  fandom The Eagle 2012:

fandom The Eagle 2012. Level 4. Quest 3: мини от NC-17(кинк!) до NC-21.

Название: Ускользающее лето
Автор: fandom The Eagle 2012
Бета: fandom The Eagle 2012
Пейринг: Дядя Аквила/Котия
Размер: мини – 2859 слова
Категория: гет
Жанр: романс
Рейтинг: от NC-17(кинк) до NC-21
Краткое содержание: иногда твои воспоминания – это чьи-то мечты.
Предупреждение: "Секс с условно несовершеннолетней"
Для голосования: #. fandom The Eagle 2012- мини "Ускользающее лето"

Она приходила часто. Гибкая, тоненькая, молчаливая. Садилась на скамейку в саду и глядела в небо. Облака отражались в прозрачных, как лесной ручей, глазах. Браслет, который она носит с собой, большой и тяжелый, соскальзывает с тонкой руки и она держит его в ладошках. Сначала она дичилась, молчала, поглядывала украдкой из глубины надвинутого капюшона - настороженно, как зверек из норки. Аквила выходил, садился на крыльцо и смотрел на завернутую в плащ фигурку, темнеющую на фоне розовых кустов. Подходить он не пытался – девочка вскакивала и убегала, звонко стуча сандалиями по мощеной дорожке. Дни шли, медленно взбираясь к вершине лета. Девочка сидела на скамейке, играла с Волчком, рисовала что-то прутиком на рыхлой черной земле. Аквила здоровался, садился на нагретые солнцем ступени, опирался плечом на перила и смотрел на нее, как смотрят на бабочек и птиц.
Волчонок подрос – неуклюжий, длинноногий, со слишком большой головой и коротким тельцем, он напрыгивает на девочку, стараясь ухватить зубами полу туники, тянет с писклявым ворчанием, мотая лобастой башкой. Девочка, беззвучно хохоча, отталкивает его тонкими белыми руками. Однажды, когда щенок упал, нелепо болтая лапами в воздухе и выставив круглое розовое пузцо, она не выдержала – и рассмеялась, звонко, запрокинул лицо, щурясь на еще не жаркое утреннее солнце. Гай смотрел на нее, пряча улыбку в бороду. Отсмеявшись, девочка украдкой взглянула на Аквилу – и прыснула, прикрыв лицо ладошкой. Вскочила и, смеясь, бросилась прочь, забыв браслет на скамейке.
На следующий день она пришла только к вечеру. Гай уже ждал ее, сидя на своем месте на серой выщербленной ступени. Девочка подошла и остановилась, не отрывая взгляда от коричневых ремешков сандалий.
- Я забыла браслет, – голос у нее был тихий, слова повисли в воздухе бледными ночными мотыльками.
- Приветствую тебя, Камилла.
Девочка подняла голову и золотые глаза, хищные, лисьи, полыхнули на полудетском лице.
- Меня зовут Котия!
- И все равно приветствую тебя. Держи свой браслет, – он на открытой ладони протянул ей тяжелое золотое украшение жестом, которым кормят с ладони птиц. Котия быстро схватила браслет, сжав кулачки на еще теплом металле.
- Спасибо! Я так боялась, что потеряла… что кто-то нашел… Марк… - она совсем смешалась и замолчала.
- Ну что ж. Я рад, что мне удалось тебя порадовать. Не хочешь ли ты оказать мне встречную любезность?
Она недоуменно нахмурилась, и Гай с улыбкой закончил:
- Ты можешь выпить – воды или сока, и мы побеседуем. Марк уехал, мне теперь не с кем и поговорить.
Девочка кивнула, неуверенно улыбнувшись.
Стефанос вынес в галерею небольшой резной столик из черного дерева, привезенный из Иудеи и две лежанки. На стол были водружены два кубка, кувшин яблочного сока, персики и виноград. Гай провел робеющую девочку к лежанке, налил соку и подвинул блюдо с фруктами. Котия, стараясь выглядеть взрослой, легла, опершись на острый локоть, отщипнула от грозди розовую ягодку.
- Нет ли известий от Марка, господин Аквила, – она прикусила губу, понимая, что спросила глупость, но все темы светских бесед, которым ее учили, вдруг вылетели из головы. Но Аквила ответил, тактично не обратив внимания на оплошность.
- Нет. К сожалению, известий у меня нет, но я очень надеюсь, что с ним все в порядке. Называй меня Гай. Мы, старики, любим, когда молоденькие девушки зовут нас по имени. Тогда нам кажется, что мы не так стары, как на самом деле.
- Ну что вы, вы совсем не старик! – вежливо запротестовала Котия.
- Ты ведь родственница Валерии и Кезона. Откуда ты родом?
- Валерия – моя тетя. У них нет детей, поэтому, когда мой отец погиб, я перебралась к ним.
- А твоя мать?
- Она вышла замуж, но ее мужу нужны собственные дети. Поэтому я живу здесь. Но мне все равно здесь не нравится!
- Почему же?
- Здесь скучно. И ничего нельзя делать. Бегать нельзя, петь нельзя. Ничего нельзя! – она возмущенно тряхнула головой, на миг забыв о роли благовоспитанной светской дамы.
- Петь нельзя? Это почему? – Аквила с любопытством поднял на нее глаза. Котия впервые заметила, что они совсем не такие, как у Марка – прозрачные, голубые, как холодное осеннее небо, на улыбчивом загорелом лице.
- Потому что я из иценов. Я не хочу петь римские песни! А тетя говорит, что петь песни варваров – неприлично, – от обиды губы у нее дрожали совсем по-детски.
- Ну так спой для меня. Я очень хочу послушать. Я полжизни провел здесь и люблю песни этого края.
Девочка заколебалась, но искушение было слишком сильным – и она тихо запела на тягучем гортанном языке. Еще не окрепший голос, мягкий, нежный, чуть глуховатый, парил в синих сумерках, как ночная птица. Когда песня растаяла в прохладном, густо пропитанном терпким запахом цветов воздухе, Гай восхищенно чертыхнулся. Осознав оплошность, он начал было извиняться, но Котия прервала его:
- Не стоит. Мой папа тоже часто так говорил, когда думал, что я не слышу. Значит, тебе действительно понравилась моя песня, – она счастливо улыбнулась, – это колыбельная, ее пела нам мама. Я обязательно буду петь ее своему ребенку.
- Мне правда очень понравилось. И я хочу, чтобы ты мне пообещала, что завтра снова споешь что-нибудь.
Когда Котия ушла, Гай долго смотрел на наливающиеся чернотой деревья, слушая колыбельную, которая тихо звучала где-то внутри.
Лед был разбит. Теперь Котия не дичилась. Она поднималась на крыльцо, легко взбегая по старым каменным ступеням, на ходу звонко выкрикивая все маленькие новости четырнадцатилетней девочки. Котия рассказывала о купленной необыкновенной ткани для туники – она вся в золотистый цветочек, ты представляешь? и такая мягкая!, о том, что научилась печь хлеб, о поездке в зверинец. Гай улыбался, слушая ее щебет, восхищался тканью, пробовал принесенный ломоть хлеба, черствый и темный, как душа ростовщика. Девочка сидела на перилах, болтая ногами, зеленая туника задиралась, обнажая тонкие щиколотки. Гай стоял рядом, опираясь на колонну, напряженно следил за каждым взмахом разгоряченной рассказчицы, готовый в любой момент броситься вперед и поймать, если она качнется слишком сильно. Потом рассказывал Аквила. Он говорил о Риме, о дальних северных краях, об Иудее. Девочка слушала, затаив дыхание. Не бывавшая нигде, кроме родной Британии, она с восторгом слушала о дальних пустынных странах, где верблюды плывут в песках, медленные и надменные, как престарелые судьи. Города, пропитанные злым южным солнцем, иссушенные палящими незатихающими ветрами, желтые, горячие, шумные. Смуглые люди, сидящие под высокими деревьями без ветвей – только с огромными листьями, пышным растущими на верхушке. Дожди, идущие редко, впитывающиеся в раскаленный белый песок без следа, жадно выпитые чужой странной землей. Глядя в маленький дворик, она видела южные многолюдные базары, яркие, звенящие гортанной стремительной речью, женщин, закутанных в яркие ткани, сверкающих золотыми браслетами на смуглых запястьях. Чужие песни, протяжные, полные скрытой в обманчивой медленности страсти. Запах пота, фруктов и пряностей. Котия не отрывала завороженных глаз от рассказчика, шла с ним по узким кривым улочкам, покупала сладкие приторные фрукты на базаре, рассматривала драгоценные безделушки в темной маленькой лавочке.
Когда приходило время, она неохотно слезала с перил, узкие икры уже девушки, не ребенка, мелькали на мгновение, тут же скрываясь под туникой. Гай смотрел, как высокая гибкая фигурка исчезает в разросшихся зарослях сада. Завтра она придет снова. Снова он будет молод. Куда они направятся завтра? Может, в Рим. Побывают в Колизее, посмотрят триумфальное шествие императора, зайдут в термы. А может, Египет? Песок, бесконечный песок, ветер, города, помнящие о живых меньше, чем о мертвых. Крокодилы, состоящие ,казалось, из одной пасти. Огромные, обманчиво медлительные бегемоты. Он перебирал блестящие побрякушки памяти, складывая из них каждый день новые узоры. Собственная жизнь казалась ему интересной и значительной, брошенная щедрой рукой под ноги девочке с солнцем в глазах.
Аквила стал для Котии тем миром, который был вне ее маленькой, домашней жизни. Мир существовал сам по себе, огромный, яркий, опасный и Котия, ходя по все тем же тропинкам под низкими ветвями все тех же деревьев, ощущала, что скорлупа жизни смыкается все прочнее, навсегда отсекая ее от далекого кипения жизни. Она скучала в своей маленькой комнате, привычной, ненавистной, лежала ночами, слушая, как ветви старой липы стучат в окно, а когда засыпала – приходил Гай. Она шла за ним в сон, и большая сильная рука была теплой и надежной.
Дни шли за днями, теплые, пригнанные друг к другу, как бусины в янтарном ожерелье. Они сидели на скамейке, тонкое плечико касалось перевитого тугими мышцами загорелого плеча. Гуляли по узким дорожкам, Гай приспосабливал широкий солдатский шаг к кошачьей вкрадчивой походке девушки. Все реже и реже они говорили о Марке. Избегали о нем упоминать, чувствуя странную неловкость, убеждая себя, что все уже обговорено, и ни к чему вновь ворошить избитую тему.
Однажды Гай рассказал ей о Клавдии. Не то, чтобы он полагал, что юным девушкам интересно слушать о любовных воспоминаниях стариков, просто к слову пришлось.
- И ты так больше и не женился. Значит, ты все еще ее любишь? – пронзительный взгляд рыжих глаз впился в него, как зазубренная стрела.
- Не знаю. Тогда любил. И очень долго после. Сейчас… сейчас уже нет, – и только договорив, он с удивлением понял, что сказал правду. Старая тупая боль исчезла, растворяясь в черных водах прошлого.
Котия улыбнулась, тонкое нежное лицо вспыхнуло на секунду ликующим торжеством. До изгороди, отделяющей усадьбу Аквилы от виллы Кезона, они дошли молча.
Лето заканчивалось, стремительной струйкой песка ссыпаясь в вечность. Первым золотом вспыхнули кроны деревьев, холодный ветер налетал порывами, обрывая с осыпающихся роз последние лепестки.
Дождь зарядил с утра. Он то уныло моросил, превращая утоптанные грунтовые дорожки в вязкую грязь, то припускал, холодный ветер хлестал колючими струями промозглый облетающий сад. Серое небо, беременное осенью, нависло над Каллевой. Гай сидел перед камином, вытянув ноги к огню, и уже дремал, когда вдруг кто-то забарабанил в дверь. Стефанос заворчал в глубине дома, но Аквилла уже был у двери. Торопливо дернув на себя кованную медную ручку, он впустил в комнату закутанную, как мумия, в промокший плащ Котия.
- Ты с ума сошла?! Куда ты по такой погоде? Промокла до нитки, сумасшедшая!
Гай торопливо разматывал тяжелые складки липнущей к телу ткани. Девушка торжествующе улыбалась дрожащими синими губами.
- Я сбежала. Сказала, что пойду спать, и вылезла в окно. А там как припустило! – Она тряхнула головой, и Гая окатило мелкими холодными брызгами. Он прижал ее к себе, согревая, чувствуя, как его туника тоже пропитывается влагой. Тонкое тело мелко дрожало в его руках. Девушка прижила лоб к широкому плечу, вжимаясь в теплоту, впитывая ее, быстрое дыхание щекотало Гаю шею. Он осторожно отодвинулся, улыбнулся, стараясь говорить непринужденно:
- Пойдем к камину. Там ты согреешься. Стефанос, подогрей нам вина! – зычно крикнул он в сумрак дома.
– Ты уже пила вино?
- Нет. Но я хочу попробовать.
В комнате девушка устроилась у камина, с любопытством оглядываясь. Стефанос, шаркая, принес поднос с кубками, над которыми поднимался душистый пар. Котия взглянула на Гая и храбро хлебнула сдобренного специями и медом вина. Бледные щеки зарозовели, глаза загорелись. Девушка прихлебывала из кубка, глядя, как Гай неловко присаживается на край кровати. Молчание наполняло сумрачную теплую комнату до краев. Гай откашлялся.
- Тебе не стоило приходить. Девушка в доме у одинокого мужчины, пусть даже пожилого. Это неправильно поймут.
- Но я хотела прийти. И ты вовсе не пожилой.
Гай смущенно улыбнулся.
- Увы, пожилой, как бы мне не хотелось думать иначе. И я рад, что ты все-таки пришла. Хотя мне и надо отправить тебя домой.
- Я не хочу домой. Я хочу остаться.
Девушка встала, прямая и легкая в пляшущем свете камина, и двумя руками дернула золотую фибулу в форме рыбки. Мокрая туника с шорохом осела на пол, рыжие блики огня мерцали на белой матовой коже. Котия вытащила шпильку из тяжелого узла волос, качнула головой, мокрые завитки цвета закатного солнца рассыпались по плечам. Она стояла, тонкая золотая статуэтка, оживший солнечный луч, посреди комнаты, сжав кулачки и упрямо стиснув губы.
- Котия. Ты не можешь. Ты не должна… - голос был чужим, осипшим. Руки, тяжелые, грубые, неловкие, бесполезные, как старые узловатые ветви, лежали на коленях. Гай застыл, не в силах продолжать и не осмеливаясь дотронуться.
Котия шагнула вперед, переступив тунику, словно последний рубеж, положила холодные ладони ему на плечи. Гай встал, глядя на нее сверху вниз, отражаясь в расплавленном золоте широко распахнутых глаз. Тонкие пальцы коснулись лица, изучая, легко погладили губы - и ладошки сомкнулись у него на затылке, притягивая вниз. Поцелуй был неловким, она прижалась к его рту, и Гай почувствовал, как мелко дрожат у Котии губы. Она целовала его, жарко и неумело, вплетая пыльцы в волосы. Гай попытался отодвинуть ее – уже зная, что не сможет, что он беззащитен перед этими губами и руками, как никогда не был беспомощен ни в одной рукопашной. И проигрывая, безнадежно проигрывая этот неначавшийся бой, прошептал: - Мы не должны… - смыкая руки у нее за спиной. Поцеловал – нежно, легко, касаясь губами мягких дрожащих губ, вбирая в себя ее страх, стараясь быть уверенным, и надежным, и опытным – за них двоих. Покрывал поцелуями щеки, виски, веки, пропуская через пальцы мягкие, пахнущие мятой, волосы. Котия подалась к нему, приоткрывая губы – и он углубил поцелуй, провел языком по мелким белым зубам – и почувствовал, как горячий язычок касается его рта, проникает внутрь, пробуя, исследуя. Девушка дышала часто и быстро, сердце колотилось под тонкими ребрами. Гай сжал губами мочку розового уха, легонько прикусывая. Лизнул, щекоча, шею, поцеловал хрупкую, как у птицы, ключицу. Спустился губами ниже, лаская маленькую упругую грудь, любуясь белой светящейся кожей, крохотными розовыми бутончиками. Сел на край кровати, притягивая девушку к себе. Приник ртом к бархатной, пылающей коже, касаясь соска кончиком языка – и Котия вздохнув, выгнулась в его руках. Он легонько прикусил сосок, сжал губами – девушка, застонала, запрокинув голову.
Гай целовал ее всю – грудь, впалый мягкий живот, выпирающие детские косточки на узких бедрах – долго, слушая тихие ошеломленные стоны. Скользнул языком во влажную щелку, окруженную мягкими золотистыми волосками, коснулся бугорка в жаркой глубине. Котия гортанно вскрикнула, выгнувшись, едва не вырвавшись у него из рук. Он подхватил ее, увлекая на кровать, прижимая к себе, чувствуя, как стоящий член через ткань туники прижимается к горячему телу. Котия потянулась, сжала рукой пульсирующую плоть, ощупывая, изучая. Гай стянул тунику через голову, отшвыривая куда-то в сторону. Девушка легко касалась сухих узлов мышц на руках, гладила широкую грудь, покрытую жесткими седыми волосами. Ладошка спустилась по поджарому животу, отчерчивая кубики пресса, несмело двинулась ниже. Котия заворожено рассматривала возбужденный член, дотрагиваясь кончиками пальцев, погладила головку, размазывая капельку смазки. Гай склонился над ней, целуя, касаясь пальцами нежной мягкой плоти. Он двигал рукой, следуя ритмичному биению пульса, чувствуя, как девушка начинает вскидывать бедра навстречу. Она тихонько вскрикивала, прикусывая губу.
- Гай… Гай… - она подняла на него расфокусированный взгляд, чувствуя, как желание чего-то, чему она еще не может дать имени, наполняет ее. – Гай…
Сладкая истома разливалась по телу, руки между ног было мучительно недостаточно. Тело молило о большем и она, не зная, что сказать, могла только шептать: - Гай… Гай…
Он отодвинулся, опираясь на руки, посмотрел ей в глаза, все еще сомневаясь.
- Послушай, мы еще можем остановиться. Я не хочу, чтобы ты проклинала меня.
Котия оборвала его поцелуем, обнимая за плечи, обхватывая длинными худыми ногами. Оплела, как виноградная лоза ствол дуба, прижимаясь, хрипло застонала, когда головка члена заскользила по клитору.
Это было неправильно. Гай чувствовал, как его тело рвется вперед, и из последних сил держался на грани. Каждый ее стон вспыхивал в нем мириадами искр, подталкивая к краю. Время плавилось, текло раскаленным воском. Хрупкое тело под ним, жадно зовущее, требующее. Жаркий, припухший от поцелуев рот. Огромные, хищные, мерцающие в полутьме глаза. Это было неправильно. Это было прекрасно.
Гай направил член во влажную глубину. Котия подалась навстречу, но он сдержал ее, лаская головкой мягкие складочки у входа. Дразнил, дожидаясь, пока желание не захлестнет ее целиком. Когда девушка начала вскрикивать, влажная, готовая, Гай двинулся дальше.Он входил, медленно, осторожно, не отрывая взгляда от ее лица. Почувствовал, что ее тело напрягается, сопротивляясь вторжению, на узком личике появилась гримаска боли. Гай замер, толкнулся легонько несколько раз, подготавливая, растягивая, склонился, целуя шею. Котия испуганно затихла, но вскоре ее дыхание вновь стало глубоким и прерывистым, ее бедра вздрагивали в такт биению сердца – и Гай рывком вошел до конца, губами заглушая короткий крик. Они замерли, глядя друг на друга в упор – и Котия, сморгнув набежавшие слезы, вскинула бедра, отстранилась, снова вскинула. Гай задвигался, ловя ритм, чувствуя, как член липко скользит по крови.
- Мой солдатик. Мой храбрый маленький солдатик. – Он сцеловывал соленые слезы с дрожащих век, жалея об одном – что не может забрать даже эту короткую боль себе.
Котия всхлипывала на каждый его толчок, чувствуя, как к тянущей боли примешивается желание. Боль уходила, растворялась в ритме их тел, наслаждение поднималось горячей волной, заставляя сильнее насаживаться на входящий в нее член. Котия впилась острыми ноготками в широкую спину, царапая, чувствуя, как что-то растет внутри нее – огромное и слепящее. Подчиняясь всепоглощающей волне, тело двигалось все быстрее, она кусалась и царапалась, увлекаемая стремительным потоком в сверкающее звездное неба. Закричала, выгибаясь в сладкой судороге, зависнув на гребне волны – и рухнула вниз, в бархатную негу. Гай замер, и, когда она вновь открыла глаза, толкнулся, начал двигаться все быстрее и быстрее, ловя приближение оргазма – и вышел за секунду до него, изливаясь ей на живот. Рухнул рядом, обессиленный, зарывшись лицом в рассыпавшиеся по подушке волосы, вдыхая запах мяты и дождя.
- Гай, я… мне надо вытереться, – Котия мучительно покраснела, словно это не она только что кричала в его объятиях. Гай пошарил за кроватью, нащупывая тунику, аккуратно вытер испачканные живот и бедра, обнял, прижимая к себе, гладя худенькую спину с выступающими детскими лопатками. Котия лежала, доверчиво положив ему голову на плечо, легкое дыхание щекотало шею.
- Я поговорю с твоими родителями. Не бойся. Завтра мы вместе пойдем к ним я и все объясню.
- Нет Я не пойду туда больше. Я хочу остаться у тебя.
- Ладно. Ты не пойдешь. Я сам поговорю. Я понимаю, тебе страшно…
- Мне!? Я не боюсь! Мне незачем туда идти. Это не мои родители и не мой дом. Мой дом – здесь!
Гай тихонько засмеялся, баюкая ее.


Название: Когда оживают боги
Автор: fandom The Eagle 2012
Бета: fandom The Eagle 2012
Пейринг: Крадок
Размер: мини – 1403 слов
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: от NC-17(кинк) до NC-21
Краткое содержание: чтобы призвать богов, надо принести жертвы. Кровавые жертвы.
Для голосования: #. fandom The Eagle 2012- мини "Когда оживают боги"

Крадок замер возле загона, заворожено наблюдая, как огромное оранжевое солнце медленно и торжественно опускалось за горизонт. Сегодня был долгий, томительный день, Крадоку хотелось, чтобы он поскорее закончился, и он весь день неосознанно метался по деревне. Сегодня ночью должно свершиться то, к чему всё шло уже давно: нападение на небольшой римский форт. Нельзя сказать, что это было по душе Крадоку, до последнего дня он надеялся, что бунт будет в другом месте. Слишком много он бродил вдоль стены, слишком много он видел последствий таких восстаний: обезлюдевшие деревни, мёртвые поля, пустые глаза. И это в лучшем случае, в худшем – полностью уничтоженные поселения, а немногих выживших - на рынках рабов. Он не хотел такой участи своим жене и сыну. Ещё утром Крадок в последний раз обнял жену и подсадил в повозку, где между собаками и скрабом уже спал их сын, и отправил их подальше отсюда. Им будет безопасней у родственников. А Крадок, если будет жив, их найдёт. Жена была против бунта - сколько за последние дни они спорили, сколько раз она пыталась уговорить его уехать, не участвовать. Они оба хорошо знали, что будет после. Даже если им удаться захватить крепость – Рим пришлёт карательный отряд и новый гарнизон.
Последние лучи солнца бросали длинные чёткие тени. Крадок напоследок погладил морды своих вороных коней. Если ночная атака не удастся, то им тоже придётся повоевать. Сейчас у него остались только они – светло-серую Ирвин жрец приглядел для жертвы богу. Ещё с самого утра её спрятали в хижине вместе с юношей, предназначенным для той же цели. Это была честь, большая честь.
Воины с раскрашенными боевыми узорами телами уже нетерпеливо потянулись к капищу, где будет проведён обряд, который должен принести помощь и удачу в восстании. Они тайком от римских глаз пробирались сюда последние дни, и вот теперь, когда непрерывной змеей тянулась цепочка людей, было видно, что бриттов больше чем легионеров в форте. Крадок не спешил к сакральному месту – весь долгий день он метался в нетерпении, торопил время, а сейчас хотелось оттянуть мгновения, остановить темноту ночи.

Когда Крадок вышел к капищу, воины уже заполонили круг камней, а друид начинал свой ритуал. Возраст жреца угадать не удавалось – тело было худощавым, но сильным, покрытое густым загаром и блестящее от масла. Сложные татуировки покрывали каждый дюйм тела, волосы и борода были взлохмачены и наполовину выбелены. Огни от факелов, казалось, были живыми существами, они то вспыхивали, то опадали. Оранжевый свет пламени лизал и высвечивал загорелые тела воинов, а разум Крадока вновь и вновь отсылал его на сутки назад, когда в таких же ярких всполохах их очага изгибалось обнажённое тело жены.
Жрец запел гортанным голосом, который то опадал, то, казалось, заполнял собой всё пространство и доносился до небес. Бритты, завороженные действиями колдуна, нетерпеливо топтались на месте, сжимали в руках копья и мечи. Ритмичное дыхание сотни людей вторило барабанам, плясали языки пламени. Мужчин охватывал азарт и желание битвы. Раздельные, поначалу, крики, теперь звучали в унисон, ноги отбивали древний, как сама жизнь, ритм. Глаза непрерывно следили за жрецом, сердце билось всё быстрее, ожидая боя. Совсем скоро им предстоит испытать ярость битвы.
Вот вывели к жертвенному камню молодого воина, предназначенного богу. Воины, как по наитию, расступались, и по образовавшемуся проходу двое мужчин вели серую молодую лошадь. Его Ирвин. Лошадка упиралась и пыталась вырваться, встать на дыбы, но сильные руки тащили её к друиду.
Жрец что-то сказал Ирвин, провёл ладонью по голове, и кобыла замерла, как каменная. Без уздечки и повода, никем не удерживаемая – она неподвижно стояла на вытоптанной площадке между толпой и алтарём. Крадок вместе с другими замер от удивления.
Друид уже повернулся к жертвенному камню, песня звенела, заполоняя всё пространство, и темный воздух пах грозой. Жертву распяли на широком плоском камне. Парень лежал, глядя в небо, густо посыпанное крупной солью звезд. Его грудь высоко вздымалась, на висках блестели капли пота. Жрец взял нож. Песня ускорялась, становилась пронзительно-жуткой. Он поднял жилистые смуглые руки и с силой опустил нож, вгоняя его по рукоятку в беззащитную грудь. Крадок видел как судорожно, из последних сил, молодой воин сжимал зубы, ведь утром он был горд, что именно его выбрали в жертву ради удачи в восстании. Лишь на самой грани жизни и смерти из горла парня вырвался то ли стон, то ли приглушённый рык, больше похожий на скрежет. Жрец медленно потянул нож вверх, рассекая грудину, с хрустом проламывая путь через ребра. Кровь, черная в пляшущем свете костра, заливала алтарь. Рядом с Крадоком кто-то простонал – это был отец мальчика. «Дар богам - это честь» произнёс Крадок то ли для отца юноши, то ли для самого себя. На высокой ноте жрец замер, поднимая руки с кинжалом вверх – и племя замерло, ожидая милосердного удара, но песнь стремительным речитативом возобновилась вновь. Друид погрузил руки в трепещущую плоть, нащупывая в сочащейся скользкой глубине пульсирующий комок. Сжал пальцы и потянул, вырывая еще бьющееся сердце из груди. Кровь хлынула из раны густой горячей волной, скрывая древнее руны, вырезанные на алтаре. Давно древний камень не видел такой жертвы. Грохот барабанов раскачивал толпу в едином ритме. Отблески пламени вспыхивали в широко открытых глазах. Люди в оцепенении не сводили взглядов с дергающегося на камне тела, и живое, пульсирующее сердце с каждым толчком выплескивало жрецу на руки черную вязкую кровь.
Крадок перевёл взгляд на свою лошадь. Та дрожала крупной дрожью, ноздри раздувались, но всё же не могла пошевелиться. Только крики беснующейся толпы заставили его очнуться. Не переставая петь, жрец окровавленными рукам провёл по корпусу и гриве. Крадоку было видно, как в жёлтом свете огня шкура Ирвин темнела, наливаясь бурым цветом. Вот кровь потекла по спине лошади. Хвост ещё был прежним, но цвет гривы уже начал меняться. Она светилась изнутри красным кровавым огонём. Сама лошадь тоже неумолимо менялась – она увеличилась, грудь расширилась, на фоне чёрных губ ярко белели клыки. Это была уже не та молодая кобылка, которой она была ещё утром, это был зверь. Зверь дикий и непокорный, воинственный и могучий. Зверь страшный и жаждущий крови. Это был Бог. Его движения гипнотизировали, рождали в жилах огонь, желание биться и сражаться до последней капли крови, страха не было – только жажда крови. Зверь ожил: встряхнул гривой, поднялся на дыбы, стряхивая на землю горячие капли крови. Кровавая лошадь повела за собой бриттов в сторону римской крепости, людской поток хлынул за ним.
Бой начался – Бог вёл воинов в атаку, был то там, то здесь. Когда он был рядом, вокруг рождалось странное чувство – жажда крови, хотелось быть на стенах и убивать, драться и рубить, сражаться и умирать, здесь и сейчас – прошлого и будущего уже не существовало. Лошадь не всегда было видно – темнота поглощала своё порождение, но слышался перестук её копыт, храп, были видны огненные всполохи гривы и хвоста, чувствовалось горячее дыхание. Крадоку хотелось думать, что внутри бога ещё есть ещё что-то от добродушной Ирвин. Иногда ему казалось, что он видел на стенах крепости молодого командира. Его короткий плащ казался крыльями. Крадок вспомнил, что род Аквила получил своё имя в честь благородной птицы.
Нападение для римлян не стало неожиданностью. Какие боги предупредили их о восстании? Атака захлебнулась, и в сером предрассветном сумраке, кельтские воины как волны моря отхлынули от стен, спрятались в деревьях, чтобы передохнуть и перевязать раны. Убитых никто не считал, а вокруг крепости сгущался туман. Слишком плотный, чтобы быть обычным, слишком жадно белёсые щупальца лизали кровь с земли.
Неожиданно зверь – бог оказался перед Крадоком. Всего на расстоянии руки. Где-то сбоку рождалась багровая полоска рассвета. А животное смотрело на бывшего хозяина – лицо Крадока обдавало жарким дыханием и запахом крови. Но постепенно в глазах зверя гасло бешенное пламя. Бок, обращённой к заре, начал потихоньку светлеть, а потом чёрные сгустки крови стали буквально сваливаться с лошади. Крадок протянул руку к морде, как делал сотни раз. Ирвин дёрнула головой, фыркнула и потянулась навстречу. Ладони коснулись не клыки – мягкая кожа губ. Лошадь встряхнулась, как будто только что вышла из воды – крупные сгустки холодной крови сорвались с гривы. И вот перед воином стояла снова его серая молодая кобылка. Только вот глаза были другие – тоскливые, пронизывающие до костей, и мудрые, как у древних старух.
Ирвин повернулась и потихоньку пошла навстречу солнцу, мужчина смотрел ей вслед. Солнце ещё не встало, но слёзы застилали глаза. Ему показалось, что лошадь снова меняется. Он вытер слёзу: недалеко на него оглядывалась Ирвин. Не молодая кобылка и не кровожадный бог, а такая, какой он увидел её в первый раз, вернувшись из поездки – серый в яблоках жерёбёнок, с тёмным куцым хвостиком и короткой щёткой-гривой. Силуэт жеребёнка медленно растворялся в самых первых лучах солнца. Вчера в это же время Крадок так же смотрел вслед повозки, которая увозила вдаль его жену и сына. Он помнил прощальный взгляд жены.
Теперь ушла Ирвин. Сегодня вслед за ней уйдёт и Крадок. Не скоро он увидит жену и сына. И не в этом мире.


Название: Обратная сторона
Автор: fandom The Eagle 2012
Бета: fandom The Eagle 2012
Пейринг: Эска/Марк
Размер: мини – 1648 слова
Категория: слэш
Жанр: хоррор
Рейтинг: от NC-17(кинк) до NC-21
Краткое содержание: Опасность пробуждает в Эске зверя. Настоящего.
Предупреждение: Зоофилия, сомнительное согласие на секс.
Для голосования:#. fandom The Eagle 2012- мини "Обратная сторона"

Вдох. Шаг. Выдох. Шаг. Вдох. Шаг. Выдох. Шаг. Они бежали вперед – шаг за шагом. Дыхание обжигало пересохшее горло. Слюна стала липкой и сладкой. Когда Марк сглатывал, язык приклеивался к сухому, горячему небу. Он слышал сердце везде – в груди, в горле, в висках. Сердце, дыхание, шаги сливались в монотонный убийственный ритм, неумолимый и неостановимый. Ног он не чувствовал. Переставлял их вперед – одна – другая, одна – другая, но не чувствовал. То есть он знал, что где-то внизу у него есть ноги, и эти ноги бегут, но сам их уже не чувствовал. Он смотрел вперед и вниз. Трава и камни скользили назад – и иногда ему начинало казаться, что на самом деле он стоит на месте, а зеленый каменистый дерн скользит под ним, натянутый на гигантское колесо. Вдох. Шаг. Выдох. Шаг. Сначала он считал шаги. Доходил до тысячи, потом начинал снова. Потом – считал шаги только правой ноги. До тысячи и снова. Теперь он уже не считал. Вдох. Выдох. Легкие горели. Дыхание отдавало кислым и тухлым. Каждый шаг пульсом отдавался в висках. Вдох. Выдох. Колени казались мягкими, они словно прогибались в обратную сторону при каждом шаге - но ноги все еще шли вперед, и Марк думал, что на самом деле все в порядке. Все в порядке. Шаг. Вдох. Шаг. Выдох. Как он устал. Боги, как он устал.Каждый шаг был последним. потом еще один. Еще один. И еще один. Эска бежал рядом и совсем не выглядел усталым. Он смотрел вперед светлыми глазами, в которых отражалось низкое серое небо, и двигался ровным размеренным шагом охотника.
- Я. Больше. Не. Могу. - Марк выталкивал слова одно за другим, выбивал их из глотки тяжелыми шагами.
- Мы должны. Племя тюленей уже близко.
- Не могу. Еще немного - и я упаду прямо здесь.
Они бежали. Шаги Марка становились все медленнее и медленнее, ноги прилипали к земле, и он с усилием отрывал их, переставляя одну за другой. Вперед. Вперед. Наконец, сделав шаг, он почувствовал, как колено подламывается - и злая каменистая земля рванулась навстречу. Он рухнул лицом вниз, распоров руки об острые камни. Эска подхватил его, вздергивая вверх, потащил вперед, согнувшись под тяжестью тела. Марк шагал, волочил себя через пространство, чувствуя, как с каждым шагом становится все тяжелее и тяжелее.
Они поднялись на пологий холм, оскальзываясь на короткой густой траве. Ровная, зеленая, она течет с холма далеко вниз, расплескиваясь о серо-зеленую колышущуюся громаду леса.
- Давай. Главное – успеть уйти в лес. Там будет легче.
Марк понимал, что Эска имеет в виду. Он надеялся спрятаться в лесу. Не то, чтобы Марк в это верил. Охотники племени находили их следы даже на гладкой, вычесанной ветром пустоши - значит, в лесу тем более не потеряют. Но он все равно шел. Должен был. Он должен дать Эске шанс. «Бросай меня и уходи» звучало вычурно и глупо. Дешевая героическая поза. Никто никого не бросит. Это ясно. Эска будет тащить его, пока не рухнет – а значит, он будет идти.
Густые колючие ветви кустарника сомкнулись за их спинами. Он петляли между мшистыми стволами, Эска шел уверенно, словно точно знал, что делать – и Марк был ему за это благодарен. Он бы так не смог. Он вообще плохо умел врать. Наконец Эска втолкнул его в нишу, вымытую в глинистой почве мелкой и холодной лесной рекой.
- Попробуем тут. Собаки потеряют след. Будем надеяться, что охотники пойдут по реке не в ту сторону.
Конечно, он ошибся. Марк совсем не удивился, когда услышал приближающийся треск веток и глухие голоса, переговаривающиеся на чужом гортанном языке. Достал меч, отодвигая левой рукой Эску за спину. Он это начал. Он и закончит. Чья-то фигура возникла темным силуэтом на фоне низкого солнца. Марк бросился вперед, вонзая клинок в незащищенную шею. Голова охотника странно запрокинулась на плечо и он упал в холодную прозрачную воду, быстро окрашивая ее кармином.
Их смяли сразу. Низенькие, жилистые охотники повисли на Марке, как охотничьи псы на медведе. Повалили, выбивая из рук меч, вжимая в жидкую жирную грязь. Эска выл, рвался в удерживающих его твердых, как корни деревьев руках, глядя, как Марка швыряют на колени. Лиатан вскинул меч.
Острый аромат леса обрушился на Эску внезапно. Влажная земля, вода, деревья, потные тела, мокрые шкуры – все вопило в его голове густыми, оседающими на языке запахами. Он пошел за ними, скользнул вглубь, отпуская себя. Боль была далекой и сладкой, призрачно скользила за стремительно меняющимся сознанием. Вслед за запахами пришла сила. Он влилась в тело, изгибая кости, придавая мышцам и сухожилиям новую форму, одевая плоть густой, серой шерстью. Кругозор привычно сузился – словно смотришь в широкую трубу, но теперь он мог различить плетение нитей в ткани туники Марка. Цвета стали пронзительно яркими, а желания – простыми. Ясные чувства и ясные желания. Ни сомнений, ни колебаний, ни страха. Он уже не был Эска. Эска ушел глубоко, заглушаемый зовом древним, как сам мир. Голод стер его, превратив в забытое воспоминание. Зверь повернул голову, скользнув языком по длинным загнутым кинжалам зубов. Державший его охотник, белый, как полотно, смотрел широко открытыми глазами. Зверь распахнул пасть, наклонился и сомкнул челюсти, разламывая хрупкие височные кости, чувствуя, как они сладко хрустят, как рот наполняется кровью. Облизнулся, слизывая капли с жесткой шерсти, и шагнул вперед. Простая, жадная радость толкала его. Дичь. Они бежали – медленные, слабые, голые. Беззащитные. Он настигал их легко, впивался клыками в дергающуюся, вопящую плоть, пряный вкус страха наполнял их. Он играл. Позволял добыче отбежать и вновь настигал, наслаждаясь собственной силой. Мышцы, мощные и неутомимые, радость движения, пьянящий азарт охоты. Он разрывал добычу, выхватывая еще горячие, сладкие куски, глотал, вгрызаясь, дробя кости могучими челюстями. Последнего он настиг далеко в лесу. Догнал в несколько прыжков, обрушился всей массой на плечи, вбивая в прелую листву. Сомкнул клыки на тощей слабой шее, мотнул тяжелой башкой, вырывая тонкий, полный мягкого мозга позвоночник. Жирная, нежная масса таяла на языке. Он с довольным ворчанием вылизывал раздробленные позвонки, когда слабый шорох заставил его обернуться. Добыча. Еще одна. Он пригнулся, заворчав, и медленно пошел вперед. Большая добыча. Добыча пятилась, вскинув жалкие, слабые руки. Что-то говорила – не имеющие значения, бессвязные, глупые звуки. Голод. Голод наполнял зверя, толкал его вперед.
Эска вопил. Вопил глубоко внутри себя, заставляя зверя услышать, остановиться. Но зверь шел вперед, его голод был всепоглощающим, он заполнял собой маленькое, сумеречное сознание, не позволяя услышать далекий голос. Эска боролся, уже понимая, что не сможет, толкал гранитную глыбу чужого примитивного разума, не знающего ничего, кроме голода. Он был внутри, чувствовал запах Марка, слышал, как колотится его сердце.
Ответ пришел неожиданно, простой и пугающий. Он открылся, сливаясь со зверем, вплетая свое сознание в невнятный говор древних желаний. То, чего он так давно боялся, произошло. Он впустил зверя. Ощутил его голод и силу, отдавая взамен себя. Все ночи с Марком, все желание, которое будило в нем это сильное, сладкое, жаркое тело – зверь поглощал воспоминания жадно, впитывая их, делая их своими. Голод – уже их общий голод, тянул к Марку, но теперь зверь знал. Знал, чем можно наполнить мучительную пустоту внутри себя.
Он подмял Марка легко, наваливаясь сверху, разрывая мокрую одежду. Марк закричал, колотя по каменным, покрытым пепельной шерстью плечам, отталкивая полную клыков коробку морды. Зверь жарко дышал кровью в лицо, жадно вылизывая губы, шею, вжимался между широко разведенных ног.
- Прекрати! Эска! Прекрати! Пусти меня! – кончики пальцев коснулись чего-то круглого и твердого. Рукоять меча. Он потянулся, сжимая обтянутый шершавой кожей металл в ладони.
Эска слышал крики, гневные и отчаянные, и ему было жаль. Да. Действительно жаль. Потому что он чувствовал ГОЛОД и ничего не мог с этом поделать. Либо так, либо еда. Смутное сознание зверя соглашалось с тем, что помимо еды есть еще похоть. Зверь не ел тех, кого трахал, и Эске было жаль. Он видел искаженное криком лицо Марка под ним и просто старался быть нежным – это все, что он мог. Прости.
Марк глядел в нависшую над ним морду и пытался разглядеть Эску. Где-то там, под короткой густой шерстью, клыками, в глубине маленьких желтый газ. Он должен был там быть. Это был Эска. Он не сделал ему ничего плохого. Марк старался дышать ровно, усмиряя захлестывающую его панику. Это Эска. Просто Эска. Марк разжал руку, выпуская меч.
Зверь завис над ним, глядя в глаза – и толкнулся. Марк ощутил, как что-то по настоящему огромное протискивается в него, заполняя до отказа. Глухая, тянущая боль заставила прикусить губу, сдерживая стон. Зверь замер. Подождал – это Эска, боги, просто Эска – и начал медленно выходить. Остановился, касаясь головкой пульсирующего отверстия – и вновь вошел. Он двигался осторожно, смягчая вторжение, вылизывал широким языком грудь и шею. Марк шумно дышал, глядя в низкое серое небо, чувствуя, как горячая, твердая плоть движется в нем, такая невыносимо чуждая, заставляя сжимать от боли кулаки. Зверь втянул воздух у его лица и встал на колени, поднимая бедра Марка вверх, меня угол. Толчок – и в боли замерцали призрачные искры удовольствия, побежали по венам, согревая, теплой волной разливаясь в паху. Зверь медленно двигался вперед-назад, задевая ту маленькую точку внутри напряженного тела, которая заставляла двигаться в такт, ловя ритм мощных толчков. Это Эска. Это просто Эска. Марк повторял это, как мантру, чувствуя, как рассудок плывет и двоится. Он словно видел себя со стороны – бесстыдно вскрикивающий, он насаживался на огромный багровый член. Зверь двигался все быстрее. Мощные толчки подбрасывали Марка, он обхватил ногами твердые бедра, чувствуя, как колет кожу жесткая шерсть. Зверь толкнулся еще несколько раз – и взревел, выгибаясь в оргазме. Отодвинулся, нырнул широкой головой вниз. Горячий мокрый язык облизал поджавшиеся яички, коснулся напряженного члена. Язык лизал, не останавливаясь, Марк вскидывал бедра навстречу горячему дыханию, цепляясь пальцами за обвитые буграми мышцы предплечья. Острое наслаждение заставляло его выгибаться и корчиться на рыхлой влажной земле. Член пульсировал, умоляя о разрядке, густая, болезненная жажда перехватывала дыхание. Он кончил, выплескиваясь себе на живот – и обессиленный, откинулся на спину, закрыв глаза. Он не знал, сколько пролежал так, слушая шорох ветра в кронах деревьев. Пошел дождь. Первые тяжелые капли упали на разгоряченное лицо, даря прохладу. Марк облизал губы, слизывая пахнущую будущей грозой влагу.
- Эй, вставай. Здесь сейчас все раскиснет. – Эска тормошил его, тянул вверх, заставляя встать. Марк медленно сел, глядя в знакомые серые глаза, на дне которых растворялись мерцающие желтые искры. Это Эска. Это просто Эска. Поколебавшись, он крепко сжал протянутую ладонь и поднялся. Что ж. Это Эска, каким бы он ни был. И он сможет это принять.


Название: "Лисистрата" на новый лад
Автор: riventhorn
Переводчик: fandom The Eagle 2012
Бета: fandom The Eagle 2012
Пейринг: Котия/Марк
Размер: мини – 1943 слова (в оригинале)
Ссылка на оригинал: Lysistrata Redux
Разрешение на перевод: получено.
Категория: гет
Жанр: романс
Рейтинг: от NC-17(кинк) до NC-21
Краткое содержание: написано по заявке на кинк-фесте (Котия/Марк, страпон. Марка все время нет дома, а у Котии появляется новая игрушка — и она думает, что, может быть, Марку игрушка тоже понравится).
Кинк: страпон.
Для голосования: #. fandom The Eagle 2012 - мини "Лисистрата" на новый лад"

Марк и Эска были отъезде. Они отправились на север, чтобы купить лошадей. Котия почувствовала себя одинокой и пригласила свою подругу Аканту приехать. Вместе они гуляли по саду, полям и окрестностям конюшни, и Котия с гордостью показывала ферму. Они пили вино и разговаривали.
- Ну, Котия, - начала Аканта. - Ты должна мне сказать, у Марка в постели такая же внушительная длина, как и ширина в плечах?
- Аканта! - краснея, воскликнула Котия. - Ничего себе вопрос!
- Но мне интересно, - смеясь, ответила Аканта. - Он такой высокий, и у него такие широкие плечи...
- Он вполне подходяще оснащен, - призналась Котия, и легко ударила Аканту по руке, когда та продолжила смеяться. - И перестань, пожалуйста, думать о моем муже!
- Это всего лишь любопытство, - сказала Аканта. - Мой Кинеасиас, ты же знаешь какой он худой, но член у него достаточно толстый.

Котия поправила свою накидку и сделала еще один глоток вина.
- Однажды, - продолжила Аканта, - я видела двух рабов в конюшне. Двух мужчин.
- Ты хочешь сказать, они?..
- Трахались, - подтвердила Аканта. - Грубо и страстно. Тем вечером я ублажала себя, вспоминая об этом.

Котия подумала о том, как это, должно быть, выглядело. Такие разговоры вызывали в ней волны желания, и внезапно ей захотелось, чтобы Марк был здесь. Она могла трогать себя руками, но хотелось ей скользящего движения его члена в ней. Когда она озвучила эту мысль, Аканта улыбнулась.
- У меня есть вещица как раз для тебя. Я пришлю ее тебе завтра.

Аканта сдержала свое обещание, и на следующий день прибыла посылка. Котия отнесла ее в свое комнату и распаковала. Содержание посылки заставило ее снова покраснеть, и она быстро огляделась, чтобы убедиться, что никого нет поблизости. Это был вырезанный из дерева фаллос, гладкий и твердый. Она снова завернула его, но тем же вечером, лежа в кровати, снова вытащила его. Она входила в себя пальцами, думая о Марке, а когда стала достаточно влажной, медленно ввела в себя дилдо. Она еле сдержала стон, представив, что это член Марка, а потом подумала о двух мужчинах, которых Аканта увидела трахающимися. Как будет выглядеть Марк, если его нагнуть и войти в него?

Эта мысль была неожиданной и возбуждающей, и снова потерев себя пальцами, она задрожала и кончила. Тяжело дыша, она вытащила дилдо и задумчиво на него посмотрела.

********

Марк и Эска вернулись несколькими днями позже. Судя по тому, каким энтузиазмом Марк пылал в постели тем вечером, он скучал по ее киске так же сильно, как она по его члену. Потом, когда Котия лежала рядом с ним, она проводила пальцами по его спине и по холмикам его ягодиц. Что Марк сделает, если она скользнет в него пальцем? До того, как она смогла решиться, Марк со стоном перевернулся и лег на спину. Котия вздохнула и положила голову ему на грудь. Ей надо осторожно все разведать, иначе Марк испугается как жеребенок.

Два дня спустя, после ванны она нанесла на тело ароматические масла, которые, как она знала, нравились Марку, и надела пурпурную накидку, к которой Марк питал особые чувства. Когда Марк лег в постель, он начал осыпать ее поцелуями и говорить о том, какая она красивая.

Котия целовала его в ответ, но отстранилась, когда он попытался раздеть ее.
- Я хочу показать тебе кое-что, - сказала она и вытащила деревянный фаллос.
- Зачем тебе это? - с выражением шока на лице воскликнул Марк, и Котия рассмеялась.
- Мне стало одиноко, пока тебя не было, - прошептала она, проводя рукой вверх по его бедру. - Как же мне не соскучиться по такому члену, как у тебя?
- Ну, теперь тебе не нужна эта деревянная штука, - сказал Марк, и осторожно толкнул Котию на кровать.
- Да, но я подумала, что мы можем немного поиграть.

Марк перестал ласкать ее грудь и поднял голову. Она практически видела, как в его голове начали оформляться смутные мысли. Он сглотнул.
- Ты хочешь, чтобы я.... чтобы я ввел его в тебя, пока я...
- Вообще-то, я думала, что, может быть, мне ввести его в тебя, - быстро сказала Котия.
Ему понадобилось мгновение на осознание, а потом он покраснел.
- Я бы никогда... какая абсурдная идея!

Котия заметила, что его член, похоже, не был согласен, потому что он стоял все с той же готовностью.
- Я слышала, мужчины получают от этого удовольствие, - сказала она, гладя его по руке.
- Рабы или молодежь, возможно. Почему ты хочешь, чтобы я опустился до такого, Котия?

Он выглядел по-настоящему огорченным. Котия положила ладонь ему на грудь, успокаивая.
- Тебе не кажется эротичной эта идея? Я могла бы пристегнуть к себе дилдо, а ты бы развел ноги...
- ...словно женщина! - Марк был смущен, и возбужден, и расстроен.
- Словно женщина, - повторила Коття, разозлившись. - Ты считаешь, что я хуже, потому что раздвигаю ноги для тебя?
- Я твой муж. Конечно же, я так не считаю. - Он положил руку на ее бедро. - Котия, милая, выброси эти мысли из головы. Позволь войти в тебя, и я доставлю тебе удовольствие.

Но Котия оттолкнула его руку.

Марк сел рядом с ней, что-то зло пробормотав. Котия не обращала на него внимания. Эта идея его возбудила, и она не собирается так легко сдаваться.

********

- Вы словно пара барсуков, шерсть дыбом и рычите друг на друга, - заметил одним утром несколько дней спустя Эска, когда Марк уже ушел в поля.

Котия фыркнула. Она так и не позволила Марку прикоснуться к себе, а в течении дня они разговаривали как можно меньше.
- Ты можешь сказать Марку, что он ведет себя как упрямый дурак, - сказала она.
Эска коротко засмеялся.
- Он всегда ведется себя как упрямый дурак, Котия.
- Ну, сейчас больше, чем обычно, - уточнила она.

Тем вечером Марк лег в кровать рядом с ней и осторожно положил ей на плечо руку.
- Ты действительно не станешь думать обо мне хуже, если я это сделаю? - тихо спросил он.
- Конечно же, не стану, - Котия повернулась, чтобы быть с ним лицом к лицу. - Но также я и не стану заставлять тебя. Правда, Марк, мне пора перестать злиться.
- Мысль... - Марку пришлось остановиться и прочистить горло. - Я думал об этом в последние несколько дней, и это... это не вызывает у меня неприязни. Но я боюсь того, что обо мне подумают другие — что подумает Эска — если вдруг узнают.
- Ты рассказываешь Эске обо всем, что мы делаем в постели? - с издевкой спросила Котия. - Никому больше не нужно знать. Это для нас, для нашего удовольствия. Это не меняет того, кто ты есть.

Марк вздохнул и улыбнулся.
- Эска сказал, что лучше бы мне согласиться с твоими прихотями, какими бы они ни были. Он сказал, что, если ты на что-то нацелишься, то становишься словно собака с костью.
- Эска не понимает, о чем говорит, - ответила Котия, немного обидевшись на сравнение.

Марк рассмеялся.
- Тогда, следующей ночью я... я подчинюсь твоим желаниям.

Котия задрожала и притянула его к себе для глубокого поцелуя.

********

Марк лежал под ней. Их обнаженные тела соприкасались.
- Я немного не уверена, что делать дальше, - призналась Котия, и Марк нервно засмеялся.
- Используй масло и свои пальцы. Тебе нужно раскрыть меня, приготовить меня перед тем, как трахать. - Окончание фразы он произнес очень тихо, но оно разожгло в ней похоть. Марк сделала глубокий вдох и развел свои ноги в стороны.

Котия смазала свои пальцы маслом и легко провела ими по спине Марка, наслаждаясь тем, как он дрожал от ее прикосновений. Другой рукой она развела его ягодицы, а потом прикоснулась смазанным в масле пальцем к его входу. Она легко нажала, и Марк резко вдохнул. Нажала еще сильнее, а потом протолкнула палец внутрь. Ощущение жара и тесноты восхитило ее. Оно так отличалось от скользкой влажности ее киски.
- Еще один, - охрипшим голосом сказал Марк через мгновение.

Ввести второй палец было трудно, и она боялась сделать Марку больно. Но у него получилось достаточно расслабить мышцы, чтобы она смогла это сделать. Его дырочка стала скользкой от масла. Она двигала пальцами вверх и вниз, и неожиданно он издал полузадушенный звук.
- Больно? - спросила Котия, забеспокоившись.
- Нет. Это было... просто продолжай так делать, Котия, - попросил Марк, и она с удовольствием подчинилась. Он снова застонал и начал тереться бедрами о кровать. Она просунула другую руку под него и охватила яички, а потом дотронулась до его члена, возбужденного и твердого.
- О, тебе это нравится Марк, - прошептала она. - Тебе нравится чувствовать мои пальцы в себе. Представь, какие будут ощущения от члена, такого твердого и толстого.
Марк издал короткий стон и стал насаживаться на ее пальцы.
- Ты готов? - спросила она, слегка коснувшись губами его плеча.

Похоже, он был не способен ответить. Его руки сжимали одеяла, глаза были закрыты. Котия вытащила пальцы и взяла в руки фаллос. Марк перевернулся и дотронулся до своего члена, поглаживая его и глядя на нее.

Она прикрепила к фаллосу несколько тесемок, чтобы можно привязать его к бедрам и чтобы он держался, когда она двигала его в Марке. Когда все было готово, она смазала дилдо маслом, задержавшись, чтобы погладить себя между ног. Она была влажной и горячей от возбуждения.
- Котия, - умоляюще произнес Марк, и она забралась на кровать.

Марк встал на колени, не дожидаясь, пока она скажет об этом. Она снова стала трахать его пальцами, быстрыми движениями, добавив еще масла — столько, что оно начало стекать по его бедрам.
- Ты течешь даже сильнее, чем я, - сказала она, наслаждаясь своей развратность. - Течешь сильнее, чем моя киска.
- Ааа... давай же... давай.

Она расположила головку дилдо у его дырочки и медленно толкнулась вперед. Кончик проскользнул внутрь, и Марк на мгновение напрягся. По его спине было видно, как тяжело он дышит. Котия снова толкнулась и, преодолев сопротивление, дилдо вошло глубоко в Марка.

-Ау, - выдохнула она, замерев на мгновение и глядя вниз на то, как дерево растягивало его дырочку. Она немного отодвинулась, а затем снова подалась вперед. Марк застонал, и голова его опустилась.

А потом она стала его трахать, сжимая бедра руками. Он не мог затихнуть, и деревянный член извлекал из него глубокие низкие стоны, когда она входила в его задницу. Найдя ритм, Котия стала гладить пальцем вокруг его входа. Потом Марк вскрикнул, а тело его содрогнулось. Она представляла, что может чувствовать его вокруг своего члена, эту тесную хватку мышц.

Втолкнув дилдо глубоко в Марка, она задержалась в этом положении и дотянулась до его члена. Она подразнила головку, а потом стала гладить его, быстро и с нажимом, в такт с движениями своих бедер. Когда он кончил, его семя излилось ей в руку, и она выдоила его до последней капли, улыбаясь, когда Марк издавал умоляющие звуки. Потом он поднесла влажные пальцы себе между ног и начала тереть свои складки. Кончая, она выдохнула его имя.

Когда она вынимала дилдо из Марка, оба они тяжело дышали и дрожали. Ноги перестали его держать, и он упал на кровать. Он лежал тихо, с закрытыми глазами, пока Котия убирала дилдо. Потом она легла рядом с ним.

- Смотри, ты все еще мужчина, - поддразнила она, лаская его становящийся мягким член.
Он засмеялся и открыл глаза.
- Мне было... хорошо, - признался он.
- Я рада, потому что я захочу сделать это снова, - промурлыкала Котия, и по телу Марка прошла дрожь. Он приподнял свою ногу и потрогал себя внизу, там, где все было теперь чувствительным, и раскрытым, и хорошо оттраханным.

ГОЛОСОВАТЬ МОЖНО ЗДЕСЬ
Нас шестеро и мы в доспехах, и нам очень нужны ваши голоса!